ВВЕДЕНИЕ
«Весь смысл — это угол».
Уже не помню, где мне впервые встретилось это таинственное изречение. В памяти только что-то, связанное с Древним Египтом. Но всё равно на душе становится спокойно и хорошо: ведь, вероятно, так давно, ещё задолго до мысли античных греков, существовала традиция, отражающая те же умозаключения, к которым пришёл и я сам после попыток длиною в целую жизнь. Попыток сформулировать такой смысл, который обойдётся без обращения к самому себе, как это делает, скажем, словарная дефиниция.
Мне бы хотелось назвать эту книгу «Эссе по философии». Однако следует особо подчеркнуть, что в данном случае под словом «философия» я имею в виду не общепринятое сегодняшнее её значение, а подзабытое старое — «наука, которая исследует факты и принципы реальности». В этом смысле философия не только служит компасом для естественных наук, но и проникает в саму суть научных открытий, а также исследует отношения между тем, кто знает, и тем, что знаемо.
Из-за того, что строго научные математические термины трудны для восприятия, современная философия уповает на значения слов. И тем рвёт ту связь с реальностью, которая даёт науке силу. В качестве последних инстанций для философии выступают всё те же слова, от которых она полностью зависит.
То, что философия топчется на месте, было ещё в 1905 г. сформулировано американским философом Чарльзом Сандерсом Пирсом, упрекавшем метафизиков за вялость в постижении истины:
«Цель метафизики — изучение самых общих аспектов реальности и реальных объектов. Но в своём современном состоянии, причём даже в большей степени, чем в областях, исследующих узкие темы, метафизика превратилась в постыдно хилую, рахитичную и золотушную науку. Мягко говоря, среди тех, кто притворяется, что взрыхляет и удобряет этот пласт, нет настоящих людей с горячими сердцами исследователей. Вместо натиска и силы в поисках ошибок, которые могли быть допущены ранее, и восторженной радости от каждой найденной, они боятся взглянуть Правде в лицо. Сломя голову они бегут от неё. Лишь к малому числу тех значимых проблем, которые и составляют предназначение их деятельности, они приложили руку, да и то кое-как. Давайте попробуем наугад назвать хотя бы малую толику нерешённых вопросов метафизики, которые требуют не скоропалительных ответов, а вдумчивого и основательного подхода. Существует ли реальная бесконечность, или реальная возможность и невозможность? Существует ли какая-нибудь определённая неопределённость? Существует ли какое-нибудь строго определённое существование?»
Если начать его цитировать полностью, то весь список вопросов займёт добрую половину страницы, я же ограничиваюсь лишь первыми, самыми важными. Вопросом — «существует ли какая-нибудь определённая неопределённость?» — Пирс на двадцать лет предвосхищает открытие Гейзенбергом неопределённости. Вопросом —«существует ли какое-нибудь строго определённое существование?» — он, оказывается, попал в самый центр проблемы квантовой теории — проблемы неделимых тел, погружённых в континуум. А третий — ставит вопрос ребром по всё ещё не решённой проблеме увязки квантовой теории (с неделимыми частицами) и относительности (с континуумом).
Вопросы же Пирса, как он правильно отметил, являются метафизическими. Они начинаются там, где обычная наука стушёвывается. Конфликт между неделимостью и последовательностью, ставший костью в горле современной науки, на самом деле — модернистский вариант старого теологического спора на тему: является ли индивидуальная свобода (свобода кванта в своей полной неопределённости) возможной во Вселенной, управляемой Богом (в континууме, который предполагает единообразие)?
Хотя Пирс — философ, мы привели этот пример, чтобы показать, что даже неспециалист способен сразу же правильно воспринять базовые вопросы, которые простираются за пределы научной терминологической мудрости; и что эти вопросы вполне понятны до тех пор, пока не «затуманиваются» излишними премудростями. Пока человек не позволяет расчленять их единство.
Мы берёмся утверждать, что целостность объекта или ситуации разделяема на аспекты (или, по терминологии Аристотеля, на категории), которые соотносятся друг с другом как углы. Объяснение этих отношений и есть цель данной книги. Окончательная цель — узнав, как части соотносятся друг с другом, восстановить целое. Отделение формы от функции, равно как и факта от веры, привело к странному замешательству в умах, к разрыву в последовательности размышлений. Иными словами, люди стали так озабочены проблемами комфортности поездки, что совершенно забыли, куда же, собственно, они едут.
Является ли первая фраза этой книги («весь смысл — это угол») слишком абстрактной? Нет, она не абстрактна, если согласиться с нашим утверждением, что смысл есть общий вид взаимоотношения. Поясним на простом примере: возьмём двух человек, играющих в теннис. Они — оппоненты. Они противостоят друг другу. Их позиции и фигурально и натурально представлены углом 1800 или диаметром. Мы даже упоминаем про диаметр, когда произносим: «два мнения диаметрально противоположны».
Судья, следящий за матчем сбоку, на линии сетки, находится по отношению к обоим игрокам под углом 900. Он смотрит за игрой как бесстрастный наблюдатель. Геометрия отношения прямого угла (она не столько трудна для восприятия, сколько обезоруживающа) — естественна, поэтому мы её не замечаем.
Некоторые читатели могут найти геометрию лёгкой; могут посчитать, что мы соорудили неподходящую «конструкцию» из технических приспособлений науки. Мол, геометрия не позволит перейти к предполагаемому разделению категорий, а окончательно уведёт нас от цели. Цель же состоит в том, чтобы изобрести технику для структурирования компонентов смысла.
Обычная научная процедура в любой области — это процесс выведения закона из мириад подробно исследованных феноменов через описание и объяснение их несколькими простыми абстрактными чертами. Поскольку фундаментальные термины лежат глубже, чем просто определения, они рассматриваются как неопределимые; и поскольку они не могут быть рассечены на части для дальнейшего исследования индуктивным методом, предполагается, что они действительно базовые, лежащие в самом основании. В данной книге, однако, мы постулируем наличие единства, разделение которого на аспекты и создаёт эти самые неопределимые термины и понятия науки.
Мы находим, что одновременное разделение целого на две, три и четыре части даёт нам возможность осмысленного описания этих частей. В первую очередь мы рассматриваем разделение на четыре части, потому что этот вид разделения наиболее легко воспринимается рациональным мышлением. Далее мы будем обсуждать разделение на три части, в конце книги — на две части. Из-за того, что всё обсуждаемое находится далеко за пределами рационального понимания, мы едва можем сказать что-либо об исходном начале, кроме того, что это есть некий динамичный потенциал, разделение которого создает напряжение между частями. Через причинность их взаимодействия напряжение создаёт смысл.
Наш метод техничен настолько, насколько манера разделения всеединственности облагораживает себя в становлении техничности, так же, как способы измерения облагораживают себя в геометрии. Так же, как и эта книга, геометрия выросла из поисков порядка. Геометрия — это такое абстрактное взаимоподчинение, при котором роли его элементов, точек и линий могут быть взаимозаменяемы, оставляя, тем не менее, базовые предпосылки нетронутыми: линия определяется двумя точками, точка — пересечением двух линий. Обоснованность геометрии независима от материальности предметов или значений, которые она эксплуатирует. Мы верим, что равноправные фундаментальные отношения лежат в основе всего сущего.
I ЧЕТЫРЁХЧАСТНОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ
Категории познания
